3.4

[stemay]

Р.А., мы уже виделись здесь, но все равно - добро пожаловать! Давно хотела спросить - а почему Вы Р.А.? Реальные инициалы или в честь "нашего всего"?

Холодно. Студеный ветер пронизывает замок сверху донизу, гуляет по коридорам и спальням, забирается под пледы и одеяла. Камины во всех жилых комнатах горят днем и ночью, но холод побеждает...

Эрик наконец угомонился и тихо посапывал в колыбели. Лайза поправила младшему сыну одеяльце и кивнула кормилице. Знатная дама не должна кормить ребенка грудью – но старших она выкормила, полтора года отказываясь выезжать и принимать гостей. А Эрику не повезло – молоко пропало через неделю после родов.

Эрику не повезло и в том, что он никогда не увидит своего отца. Так же как его мать больше никогда не встретится с мужем...

- Госпожа герцогиня! Вам опять плохо?

- Нет... ничего.

Ничего, просто у нее снова подогнулись ноги. Приступы болезненной слабости накатывали на Лайзу всякий раз, стоило ей вспомнить, что больше никогда... Никогда – какое страшное слово! Природа не терпит пустоты – умершее озеро превратится в болото, где тоже будет жизнь, хоть и другая. Потерявшее листья дерево следующей весной снова расцветет. Цветок без лепестков станет плодом, а от того останутся семена, которые дадут жизнь новым цветам. Жизнь идет к смерти, но та, в свою очередь, порождает новую жизнь. И только люди уходят насовсем.

Кормилица смотрела на хозяйку, осуждающе качая головой. Люди – странные создания. Они уговаривают тебя забыть свое горе и жить дальше, но пристально следят, чтобы тут же осудить, если забудешь.

Лайза вышла из детской. Первый месяц после известия, превратившего Васспард в выстывший склеп, за герцогиней ходили по пятам – Клаус велел слугам не оставлять ее одну ни на минуту. Боялся.

Арно тоже боялся. Генерал Савиньяк перед отъездом вытребовал у Лайзы обещание жить, и в него не поверил. Поэтому написал матери. Арно ли упросил графиню приехать, или правда дело было в умершей родами королеве, они с Клаусом так и не разобрались... Явившись, Арлетта первым делом потребовала убрать от Лайзы «охрану» и чаще пускать к ней старших детей. Джастин и Ангелика целыми днями носились вокруг матери, отвлекая ее от мрачных мыслей. А графиня тем временем занялась гостями.

Кажется, что с соболезнованиями в Васспарде перебывало пол-Талига. Питер-Иммануил приехал было помочь, но через неделю сбежал обратно в Южную армию. Все заботы легли на плечи Клауса, который ко времени приезда Арлетты уже сливался со своим серым траурным костюмом. Ызарги приползали поодиночке и стаями. Они громко сокрушались, пафосно сморкались в шелковые платки и норовили «поговорить по душам». Чтобы, уехав, разносить сплетни: герцогиня Придд, которую удалось мельком увидеть в коридоре, не носит траура; Джастина и Ангелику к гостям не пускают; у Клауса-Максимилиана слишком постная физиономия – он не похож на скорбящего брата, да еще и графиня Савиньяк зачем-то приезжает.

Лайза тронула пальцами ледяную каменную стену. Тот разговор она услышала случайно – вернувшись из Приды, Илсе жаловалась кухарке на городских сплетниц, которые, вестимо, подхватили слух у проезжавших «графьев». Ызарги есть ызарги, но выдумать такое?! Арно Савиньяк сговорился с Клаусом поделить наследство Приддов. Генерал получает жену погибшего (наверняка ведь не просто так погибшего!) друга и Васспард в пожизненное пользование. Взамен его старший брат Лионель, регент Талига, поможет Клаусу восстановить особняк в столице и закроет глаза на скорую смерть наследника герцогского титула – в том, что Джастина собираются уморить, уже никто не сомневается. Еще не родившийся ребенок герцогини будет объявлен Савиньяком, Ангелику же отдадут в какую-нибудь мещанскую семью подальше от дома. А мать Арно торопится на север не иначе как проследить за ушлым Клаусом, дабы тот не женился на Лайзе сам.

Услышав донесшийся из-за угла истерический смех, Илсе всплеснула руками и бросилась на помощь хозяйке. Лайза в изнеможении сползала по стене, хохоча и заливаясь слезами одновременно. Спешно прибежавшему врачу она только и смогла пробормотать: «Ызарги, понимаете, ызарги кишат!»

После того случая Клаус едва не выгнал Илсе из замка, а еле ходившей Лайзе запретил покидать спальню. Приехавшая графиня лайзино затворничество одобрила, а за сплетников взялась сама, отправив Клауса заниматься прочим хозяйством. Что именно влиятельная особа из Эпинэ говорила соболезнующим гадюкам, Лайза так и не узнала, но поток начал понемногу иссякать, и вскоре обитатели Васспарда вздохнули с облегчением.

Эрик появился на свет во второй день Зимних Волн. Роды прошли неожиданно легко – хотя врач все время проверял пульс Лайзы, опасаясь проблем с сердцем. А сердце билось равнодушно и ровно – ему уже было все равно.

Остывшее сердце в остывшем замке... Одно и то же место может быть и Закатом, и Рассветом – смотря какими глазами мы его видим. Впервые попав в родовое гнездо Приддов, Лайза испугалась мрачных каменных коридоров и лестниц, но со временем полюбила старый замок. Потому что здесь она была счастлива. Эти камни слышали их голоса; они видели герцога и герцогиню Придд, которые, беззвучно пересмеиваясь, тайком пробирались в заброшенную башню, чтобы полюбоваться с высоты на заснеженный лес до самого горизонта. Лайза любила зиму – снег заметал дриксам дороги, и генерал Придд мог позволить себе пожить дома. Снег казался другом – а потом предал.

Теперь предают и стены – ведь они впустили в себя холод. Замок снова становится чужим, а ведь каждый камень помнит! Кажется, вот-вот раздадутся знакомые уверенные шаги; Валентин выйдет навстречу, быстро оглянется – нет ли посторонних? – и нежно обнимет жену. Герцог Придд не должен выказывать свои чувства на людях, но в этом крыле слуги бывают редко. Здесь никогда не топили зимой, но рядом с Валентином было тепло...

На глаза уже в который раз за сегодня навернулись слезы, а ноги стали ватными. Вдовствующая герцогиня Придд сползла по ледяной стене на пол и поплотнее закуталась в шаль. Нужно немного отдохнуть, а потом пойти обратно. Она слишком долго гуляет, графиня Арлетта будет волноваться...



- ..Наконец-то!..

- ..Создатель, как она сюда попала?..

Громкие настойчивые голоса ворвались в сон Лайзы, но глаза отказывались открываться. Зачем они пришли, здесь было так тепло...

- Клаус, вы сможете понести ее на руках?

- Разумеется, графиня.

Сильные руки подняли Лайзу в воздух, воскрешая прошлое. Валентин часто носил ее так, но эти руки чужие, они не заменят...

- Святая Дора, да кто ж надоумил герцогинюшку-то? Никак опять услыхала чего?

- Илсе, поди, язык распустила!

- Молчи, змея!

- Да жить она не хочет, ясно вам? Хоть о детках бы подумала, глупая, им и так ужо без отца расти...

- Замолчите!!! – над самым ухом. Почему Клаус кричит?

- Нужно согреть воды, - это уже Арлетта. - Илсе, отведите Джастина и Ангелику спать так, чтобы они не увидели суеты.

- Да, госпожа графиня.

- Врач сейчас придет... Я грелку в постель сунула сразу, как вы хозяйку искать пошли.

- Спасибо, Грета...

Постель должна уже согреться – почему простыни кажутся ледяными?

- Холодно...

- Лайза!

- Клаус-Максимилиан, вашу невестку должен осмотреть врач, вам придется покинуть комнату. Лучше всего, если вы отправитесь спать. Уже поздно, а здесь ваша помощь не потребуется

- Нет! – рыкнул Клаус.

Брат Валентина никогда не повышал голоса, никогда...

- Госпожа Арлетта, вода!

Широкая холодная ладонь ложится на лоб – это врач.

- Холодно...

- У вас жар, герцогиня... Давайте посчитаем пульс...

- Это не важно... Ему все равно, понимаете? Сердцу все равно. Валентин не снимал браслет никогда, а теперь уже не важно, ведь он не помог... Нильсу помог, а ему нет... Арлетта, для Арно я заговаривала на Молнии... Придды – Волны... Он должен был понять – почему снег предал?.. Это Айзмессер...

- Нужно заварить кошачий корень...

- ...Господин Клаус-Максимилиан Придд, извольте немедленно выйти вон!

Во всем виноват снег. Ледяные колкие иглы забивают горло, не давая дышать, и свистит за окном вьюга. Теперь зима не отступится! Она обманула – белоснежная сказка превратилась в смерть. Говорят, что у смерти синий взгляд – это неправда. Синий взгляд у жизни – лазурное небо, сверкающая лента реки, сине-голубой браслет... А смерть похожа на снег – такая же холодная и равнодушная. У нее наверняка белые волосы, а глаза... черные? Арно принес весть о смерти – почему именно он?

Льняные пряди висят грязными сосульками, щеки растрескались от мороза, побелевшие губы шепчут страшные слова «Лавина... Поехал проверять разъезды...» Отчаянный взгляд – не на лицо, в сердце! – прожигает внутри дыру. Черный яд испепеляет прошлое, настоящее и будущее – теперь у жены Валентина Придда не будет ничего, кроме ужаса и боли. Закатное пламя сожгло сердце и теперь рвется наружу, опаляя лицо и руки. Миг – и вокруг нет ничего, кроме ядовито-черных языков...

Огонь сжег весь мир, а потом вдруг осыпался холодным серым пеплом. Измученная Лайза с трудом разлепила глаза – все вокруг действительно было серым. Комната постепенно обретала четкость, но все равно казалась призрачной – как ветхая ткань, за которой нет ничего, кроме пустоты.

- Очнулась? – голос Арлетты был сонным и хриплым.

Лайза хотела ответить, но в горле пересохло – поэтому она просто повернула голову в сторону сидящей в кресле усталой женщины.

- В бреду ты звала моего младшего сына. Почему?

- Пить...

Графиня Савиньяк с трудом поднялась и поднесла к губам Лайзы стакан с пахнущим горечью настоем. Теплое питье смочило высохшее горло и немного рассеяло туман в голове.

Арлетта откинулась на спинку кресла, пристально смотря на Лайзу. Кажется, сейчас раннее утро – неужели она всю ночь просидела здесь?

- Арно был другом... моего мужа. Лучшим другом. Но он не смог... предотвратить то, что случилось.

- Это не его вина.

- Я знаю. Но он сам в это не верит – считает, что должен был удержать, заслонить собой, успеть... Он винит себя в смерти... друга, и боится, что я не смогу жить. А должна, хотя бы ради детей...

- У меня когда-то был... друг. Который говорил, что ему хочется выпороть всех, живущих «ради». За то, что они ставят других в положение вечных должников – и это не приносит счастья ни им самим, ни тем, кто вынужден принимать такую жертву. Хотя иногда именно это «ради» может удержать на краю пропасти... Но мы должны не создавать чужие долги, а отдавать свои. – графиня Савиньяк перевела взгляд на окно, за которым занимался серый рассвет. - Валентин не рассказывал тебе о своем старшем брате?

- Джастина убили...

- Да. А до этого – он тоже не хотел жить. Пока... один человек не объяснил ему, что мир устроен не так, как мы того хотим. Что, порой, мироздание ополчается на нас – но это не причина для самоубийства. Не причина ненавидеть тех, кому не больно – хотя ты, к счастью, не умеешь ненавидеть... Боль – не повод прятаться под корягой и ждать смерти, тлея, как гнилушка! Раковина-жемчужница создает из своей раны красоту, дающую радость другим.

- Откуда...

- Я никогда не видела Юстиниана Придда, а твой муж не рассказывал о нем ни Арно, ни, тем более, мне. Но я была хорошо знакома с тем, кто спас тогдашнего графа Васспарда от отчаяния, и знаю, что он мог бы сказать. Джастина убили, а Валентин посчитал себя обязанным отдать его долги. И отдал, хотя ему было хуже, чем тебе сейчас. Смерть матери и почти всех родственников, Багерлее, заполонившие Олларию ызарги...

- Он не хотел возвращаться в столицу – это все, что я знаю.

- Герцог Придд никогда не опустится до жалости к самому себе. «Тот, кто свою лелеет боль, не стоит имени мужского…» - так писал Иссерциал. Неудивительно, что Валентин молчал о том времени. Хотя иные ломались из-за меньшего. Будущий полковник Придд освободил Рокэ Алву, но тот принял его службу лишь как Первый Маршал Талига, отправив воевать за оный Талиг в Торку. Где на Валентина навесили ярлык двойного предателя – и сделал это, как ни печально, мой младший сын.

Лайза невольно улыбнулась.

- И о шляпе Савиньяка узнала вся Западная Армия.

- Да. Валентин смог ответить и за себя, и за всех предков. Мироздание ополчилось, но герцог Придд не побоялся выйти ему навстречу. Не бойся и ты.

- Я... я постараюсь.

Герцог Придд не побоялся отбить маршала Алву. Герцог Придд не побоялся сделать селянку герцогиней, подарив ей семь лет счастья. Герцогиня Придд не должна бояться жить...

- Арлетта, если не сам Арно, то маршал Ариго наверняка писал вам... Вы помните подробности той истории?

- Разумеется, помню, - тепло улыбнулась мать генерала Арно Савиньяка.

Сидя у постели Лайзы, графиня Савиньяк рассказывала герцогине Придд про армейские будни. О нелепых пари и еще более нелепых дуэлях, о молодом капитане Ариго, таскавшем перевязь поверх шубы, о знаменитом Жиле Понси, до сих пор оглашающем ставку маршала Запада кошмарными стихами, и прочих «дубовых Хорстах». И пустота начала уходить. Медленно, так и норовя вползти обратно, но она все-таки отступала. И вместе с ней уходила зимняя стужа.